Школьным годам посвящается
Школьный турслет.
Поздняя весна - молодое лето. Совершенно юное, без капли взрослости и практичности, безмятежное, бесшабашное. Там и тут струйки зеленого еще
Школьный турслет.
Поздняя весна - молодое лето. Совершенно юное, без капли взрослости и практичности, безмятежное, бесшабашное. Там и тут струйки зеленого эфира, прянь нектарной пыли, песенность слетающихся в пары птиц, шепотки сплетающихся меж собой веток. Всё в каком-то запое любви, нежном счастье, бархате прикосновений и притяжении магнита. Противоположности в это время особенно сходятся. Даже сливаются и смешиваются, движимые хмельным беспорядком. Где было одно, а где другое, уже не поймешь. Так молодое лето верховным богом метится.
На слёт юных туристов я попала случайно. В школьной команде заболела девочка, кажется, ангиной. Срочно требовалась замена. Я была красивая, фигуристая, но совсем не спортивная. Состоялись выборы из девушек на замену. Мальчишки и молодой физрук проголосовали за меня. Девчонки постеснялись восставать против красивой конкурентки. До весенних соревнований оставались считанные дни, за неделю нужно было освоить премудрость вязания морских узлов, названия некоторых меня смешили - "кошачья лапа", "пьяный", "заячьи ушки", "бабий" и "тещин". Я честно пыталась всё запомнить и даже соединить веревки сама, но кроме прямого узла ничего не осилила. Учил меня Ваня, рослый рябой веснушчатый бугай из выпускного класса. Этот и рад был просто посидеть рядышком, а уж показать свою сноровку красивой девочке для воспитанного юноши - предел желаемого. Впрочем, видя мою неуспеваемость, Ваня махнул на меня обучительской рукой и сказал, мол, как-нибудь поможем на соревнованиях. Незаметно для судей. И улыбнулся, подмигивая. Я выдохнула, потому что к тому времени уже чувствовала себя частью команды, подводить никого не хотела.
Бегала я тоже слабо, на два с плюсом. Ноги красавицы, а не стайера, что вы от них хотите. Физрук решил подтянуть меня и в беге и приставил ко мне еще одного юношу - Лёху из 9 "Б", лучшего легкоатлета нашей школы. Лёха забегал за мной в полшестого утра и тащил меня на пробежку. 6-7 км. Я не успевала даже расчесаться после стука камешком в окошко. Выскакивала из постели, на ходу влезала в трико и майку, у порога - в кеды и мчалась с Лёхой по близ лежащему кварталу. Если я бежала недостаточно быстро, Лёха хватал меня за руку и волок за собой. В темпе, темпе, темпе. После первой тренировки у меня болело всё. Я готова была расстаться с туризмом. Но Лёха неумолимо продолжал меня тренировать, воспитывать и доводить до спортивной кондиции. Ранним утром вновь кидал мне в окно камешек, взывая к моему чувству долга. Постепенно бег мой выправился и даже подтянулся к нормативам ГТО. А Лёха похоже влюбился в меня, как и ас узлов Ванечка. Они по очереди носили мне охапки заряженных их любовью то сирени, то черёмухи. Мама ругалась, что живём мы теперь, как в цветочной оранжерее. А папа и не замечал таких мелочей. Тем более, что это были не первые и не последние пылкие влюбленные. Я, естественно, просто пожимала плечами, мол, принцесса еще не объявляла рыцарский турнир, а по сему никаких предпочтений никому.
Были еще тренировки по спортивному ориентированию. Если вы никогда не занимались туризмом, то придётся вам объяснить, в чем смысл такого состязания. Нужно по картам отыскать места, где спрятаны контрольные пакеты с секретными документами. И все это в настоящем лесу или на пересеченной местности. После школьных занятий мы собирались в спортзале, изучали условные знаки, объекты, значки и обозначения. Ориентироваться на местности помогал компас. Но он мог просто поломаться, да и по условиям соревнований существовали части маршрута, когда у тебя забирали этот прибор, и ты должен был находить путь по природным знакам, мху, муравейникам, солнцу, движению небесных светил, расположению растений, теневыносливых и солнцелюбивых, кронам деревьев, которые гуще растут в южную сторону. Примет должно быть одновременно не менее двух, трёх, чтобы точно определиться со стороной света и своей дислокацией. В спортзале я усаживалась возле главного ориентировщика, школьного любимца Игоря. До того был он хорош собой, что следить за его речами сил не оставалось. Где-то на пятом, шестом его слове путался смысл сказанного нам в назидание, и все девушки впадали в транс, и были лишь в силах наблюдать изломы темных его бровей и складность черт лица. И вот зря. Надо было слушать Игоря, а не любоваться его фактурой.
Наконец настал день главного соревнования. Нас экипировали. Вручили индивидуальные карты пути к контрольным пакетам. И выпустили на маршруты. Сначала пацанов, по одному, через полчаса друг от друга. Да с разных пунктов старта. Это чтоб ребята не мешали друг другу. Потом только девушек. По таким же правилам. Я стартовала чуть ли не последней. День переваливал к вечеру. И первый контрольный пакет согласно моей карте находился в довольно отдаленном лесу. Сначала надо было перемахнуть большое поле. Овраг. Лес был сразу за ним. На мне были неудобные резиновые сапоги, прорезиненная куртка, штаны с резинками от клещей и косынка. Небольшой рюкзак с аптечкой и кое-какие неприкосновенные запасы. Где-то через километр я почувствовала острую боль от мозолей. Сапоги были великоваты и при каждом шаге били ноги. Еле дотащилась до оврага, присела на его краю, раздумывая, что мне делать с болью. Вернуться? Опозориться. Нет. Надо было идти дальше. Превознемогая боль, я покорила овраг и вылезла на его противоположный край. Почти ползком добралась до леса и начала шарить по кустам, полагая, что КП там. Но пакет не находился. А я углублялась дальше в лес. Продвигалась по старенькому компасу на юго-восток, как требовал мой маршрут. Но ни одного нарисованного на карте места не находила. И вдруг поняла, что заблудилась. Да так ясно поняла, до кружения головы. А солнце между тем стремилось уйти за горизонт, и даже как-то посмеивалось над моей неудачей. Перспектива заночевать в незнакомом лесу мне совсем не нравилась. Я же не Сусанин-герой, в конце концов. Вдруг справа от меня откуда-то сверху послышался свист. Человеческий. С опаской я подняла голову и увидела сидящего на толстом суке ольхи Ваську...
Васька был самым неприметным в команде, тоненький, щуплый, среднего роста двоечник, но зато круглый отличник по физкультуре. Он побивал все рекорды по прыжкам в длину, высоту, но всё равно его было не видно и не слышно, как знаменитость. Потому что тусовки он обходил стороной, пропадая в гараже и чиня пацанам мопеды и велики. Такой тихий и почти незаметный. В нашей команде он числился, но на общие сборы не являлся. Готовился индивидуально, как выяснилось позже.
Васька посвистел, а потом говорит:
- Привет, Лена. Заблудилась?
- Аха. Где мы, Вася?
- Мы далеко. До лагеря километров десять. Ты как досюдова дочапала-то?
- Не знаю. Увлеклась. Ноги болят до смерти.
- Ну, давай посмотрим, что с твоими ногами.
Вася слез с дерева и опустился передо мной на корточки.
- Да ты садись, - говорит он мне, - посмотрю. Как-никак я медработник в нашей команде.
Улыбается. Я уселась на травке и давай стаскивать сапоги. А там уже кровавые мозоли.
Васька говорит:
- Плохо дело. Придётся тут ночевать. Назад ты не дойдёшь. Утром полегче станет. Сейчас перевяжу. Не дрейфь, всё будет хорошо.
. Опять улыбается. От улыбки его невыразительное лицо преображается, становится милым и добрым. Особенно глаза. Лучистые, голубые. И как я раньше не замечала. Васька обрабатывает мазью мои раны и забинтовывает ноги. Теперь я похожа на китайскую аристократочку, с детства пригвожденную к постели для миниатюрности ног. Сначала больно и жжёт, но от рук Васьки исходит какое-то тепло и такая забота ощутимая, что боль тут же стихает и больше не напоминает о себе. Я хвалю Васю за волшебные руки, а он только улыбается. Потом приносит из леса мохнатых веток и еловых лап, сооружает крошечный шалашик, вместо матраца и подушек кладет охапками трав, притаскивает лесных дров, а вернее, коряги, палки и целые поваленные ветром деревья. Разжигает костерок. Делает рогатины из крючковатых веток. Кладет на них металлический прут. На него навешивает походный котелок. Откуда у него столько всего припасено, одному богу известно. Но суп гороховый из пакета получается отменный. В меру густой, с примешанным запахом дыма. Мне вручается целая миска этого варева, и я её тут же уплетаю за обе щеки. Всё-таки сколько нервов потрачено с этой историей.
Пока мы едим, закипает вода для чая. Васька заваривает какие-то травы, которыми разжился, уходя в лес. На всю оставшуюся жизнь я запоминаю этот аромат. Наверное, моя любовь к Ваське началась с этого намешанного на лесных чарах чая. Хочется просто сидеть и тупо смотреть на небо, которое уже попрощалось с солнцем и готово принять на своих территориях сонмище звезд. Васька оказывается еще и прекрасным рассказчиком и долго-долго увлекает меня занимательными историями из жизни разных людей. Так смешно их пародирует, что я хохочу, нарушая закон тишины леса. Прикручиваю себя на несколько оборотов шума. Смеюсь, но уже тише. А потом уже смеюсь просто от одного вида замолчавшего Васьки. Велика сила мужской незаметной харизмы. Спать Васька со мной в шалаш не идет, говорит, что будет караулить снаружи, но я настаиваю. И тогда мы укладываемся совершенно девственно, как говорится, ж..па к ж..пе. Васька как грелка. И тут оказался лучшим.
С первым лучом мы просыпаемся. Вылазим из шалашика. А там.. Птицы. И новое солнце. И новое всё. И даже Васька будто бы новый.
Конечно, нас искали. И нашли. Поисковые команды. Но мы уже никогда с Васькой друг друга не теряли. А эту историю я записываю, сидя в шезлонге на берегу реки. Рядом опять колдует Васька с нашим сыном. Уже юношей. Что-то готовят. Июль. Наш двадцатый совместный отпуск. Не курорт, конечно. Да мы и не любим курортов
свернуть